Мой бред от одной песни и нынешнего состояния
корявый фанф
Они бежали по улицам Парижа, пытаясь укрыться в подворотнях и проулках. Крики за спиной не думали успокаиваться- толпа челяди только распалялась, загоняя тех, кому служили раньше, как дичь. Хорошая одежда и прямая осанка- этого было достаточно для вынесения приговора, результат которого был один и тот же- смерть.
Две женщины пытались укрыться от ярости безумной толпы, продолжая бежать. Они путались в длинных платьях, спотыкались о булыжники на мостовой, но продолжали бежать, понимая. что от этого зависит их жизнь. Пожилая дама, тянула за собой более молодую, почти что девушку.
Какой-то мальчишка заметил беглянок и закричал, показывая на них пальцем:
- Еще одни благородные убегают, как позорные шавки. Где же ваша гордость и благородство, все растеряли по дороге? Мы и вас поймаем и отправим на гильотину, как вашего хваленого короля.
Несколько мужчин в рабочей одежде вынырнули откуда-то их подвалов, как крысы и потекли в сторону громогласного мальчишки и дам.
Женщина остановилась и медленно подняла глаза на мальчика, а затем перевела взгляд на подходящих людей.
- Мама, мама, прошу, пойдем!- звала ее девушка, дергая за рукав.- Мама, прошу, уйдем, скорее. Они убьют тебя! Мама!
Но женщина продолжала стоять.
- Я не повернусь к собакам спиной. Они никогда не увидят мой страх! Запомни, моя дочь, нет ничего важнее чести. И если тебе бросили обвинение, ты можешь либо защитить ее и доказать, либо потерять ее и умереть.
Женщина стояла на пути преследователей и весь ее вид, от гордо поднятой головы и прямого взгляда до спокойных рук, лежащих на юбке платья, был пронизан благородством. Тем благородством, которое может быть дано только один правом- правом крови. Эта женщина была выше своих преследователей. Выше не из-за драгоценностей и дорогой одежды, а именно из-за того, что передается от поколения к поколению. То, чего не поймут те, кто всю свою жизнь ползал на брюхе возле богатых, а как собрался толпой, решил отомстить. Шакалам никогда не понять благородство льва. И эти клошары если не знали это, то почувствовали, что им не сломить этих людей. За это их ненавидели и боялись.
Мужчина лет 40, прячась за спиной своих собратьев, достал из-за запазухи пистолет и примерился. Прозвучал выстрел. Вскрикнула женщина, оседая на руки своей дочери и зажимая рану рукой. Несколько секунд, растянутые в вечность. Оцепенение опустилось на участников этой трагедии, но беглянки пришли в себя раньше и успели свернуть.
Девушка помогла матери сесть на ящик у стены и опустилась перед ней на колени, сжимая ее окровавленные руки своими. Жизнь уходила от этой женщины, вытекая из раны вместе с пульсирующей красной жидкостью. Мама открыла глаза и сжала руки дочери.
- Я не знаю, когда закончится этот хаос и сможет ли мир стать прежним. Вряд ли. Но помни всегда, что ты дворянка и честь будет всегда важнее жизни. Как только это изменится, ты предашь свое имя.
Последние слова наказа стали последними словами в жизни этой пожилой женщины, покидая ее с последним вздохом. Она вздрогнула всем телом и опала, опираясь на стену, будто обмякая по ней. Крик, начинавшийся, как шепот, переходя в вопль души, разорвал слои реальности:
-Нет... МАМА!
Шум за спиной подсказал, что преследователи добежали до укрытия беглянок. Девушка молча поднялась, прямая и твердая, будто ледяная, и обернулась к толпе. Она стояла, спокойно смотря в лицо своей смерти, и только летний ветер играл подолом белого платья, которое казалось чем-то странным и пугающим, посреди грязной улицы, где кровь и помои смешались в странном понятии "революция". Тишина, окутавшая проулок, нарушалась только пением птиц, шумом листвы и журчанием Сены, которым было все равно до проблем людей. Девушка позволила себе только одну слабость- она подняла глаза и посмотрела на синее небо с легкой июльской дымкой. Она не видела направленный на нее пистолет и не слышала звук выстрела.
- Честь важнее жизни,- прошептали умирающие губы.
Она уже была там, в синем небе, куда ушли ее мать и старая Франция.